1. Автор: Середюк Алексей (Киев, Украина)

1. Название: «Предел философской этики» (рабочее название, под понятием «разум» подразумевается его кантианская трактовка, гносеологический аспект затронут поверхностно, только в качестве аргументации, что не дает права говорить о РАЗУМЕ вообще)

2. Оглавление: Проблема

Формула эмансипации

Формула мудрости

Сверхчеловек

1. Содержание: в книге поднимается проблема основных

принципов и механизма формирования основных принципов –

теории коммуникативной этики и политической коммуникации

(Юрген Хабермас, Карл-Отто Апель). А также – определение

альтернативной концепции возможности и необходимых условий

формирования и реализации этических норм и правил.

А. «Проблема» - определение нефункциональных, «некогерентных»

аспектов современной теории коммуникативной этики в

изложении немецких неомарксистов.

Б. «Формула эмансипации» - определение причины «проблемных»

моментов в концепциях Ю.Хабермаса и К.-О.Апеля, а также – в

«классической» теории практической философии Э.Канта

(обоснование правомерности и – безальтернативности

«естественности» - как определяющего фактора человеческого

поведения, обоснование естественности таких проявлений, как

эгоизм и отчуждение).

Демонстрация и доказательство невозможности формального

решения этих «проблемных моментов, их «снятия», определения

их реальной сущности, «природы» - как фундаментальных

аспектов жизнедеятельности человека (краткое ретроспективное

рассмотрение процесса эволюционного становления человека,

истории человечества – как процесса становления разумности,

роли и значения «проблемных» моментов – как позитивного

эволюционного фактора; рациональность – как наивысший этап

развития человека). Проблема рациональности – как социального

фактора (Зигмунд Бауман, Юрген Хабермас, Герберт Маркузе,

Элвин Тоффлер). Вывод: несостоятельность претензий как

классической теории практической философии, так и ее

современных интерпретаций на формальное определение и

управление жизнедеятельностью человека, его натурой.

В. «Формула мудрости» - определение новых – реальных,

объективных и естественных принципов этизации поведения

человека, этизации процесса политической коммуникации.

Объяснение и новое обоснование концепции практической

философии Канта, определение возможности применимости ее

целей и постулатов. Новая формулировка и понимание термина

«РАЗУМ» - отличное от кантианского, но – обосновывающее его

позицию. Критика линеарного историзма, телеологичности

марксизма.

Г. «Сверхчеловек (анти-антихрист» - эмпирическое обоснование предложенных новых

принципов и механизмов этизации – на примере рассмотрения и

сравнения позиций представителей противоположных

мировоззрений, философий – идеалистического волюнтаризма

(Ницше) и левого анархизма, материализма (Бакунин,

Кропоткин).

5. Объем работы: 4Мгб.

©Середюк Алексей В.

«Трансформация», повесть (название – рабочее).

Краткое описание.

В повести рассматривается период взросления подростка, критический этап, период изменения, развития, трансформации его психологии, мировоззрения, сознания, «период», совпадающий, пришедшийся на время кардинальных социальных, политических, социо-культурных, идеологических изменений в обществе, в советском обществе, «дружно», организованно строящем коммунистический лад, новую организацию жизни – общество счастья и всеобщего достатка. Прослеживаются этапы – взросления, эмансипации, становления сознания подростка – на фоне процесса ознакомления его с окружающей жизнью, познания правил этой жизни, законов общества, законов существования в нем – писаных и неписаных, легальных и нелегальным, декларированных и латентных.

Описываются реалии советской школы – позитивные и негативные, описывается школьная жизнь и – влияние на «жизнь», функционирование школы, на жизнь школьников, на их поведение в школе, на учебу и – отношение к учебе, бытующих в обществе правил, представлений, изменений – в сознании, мировоззрении, в культурных навыках.

Повесть начинается с описания «начального» периода подросткового возраста, с периода прощания с детскостью, с детскими представлениями – о себе, об учебе, об обществе, с периода вхождения ребенка в подростковый возраст, и - конечный этап обучения. Подросток «примеряет» на себя новую роль – роль старшеклассника, наблюдая за – изменением своего сознания, изменением своего отношения, своего понимания – к своему окружению. К микромиру – к своему «обществу», к школе, к макромиру – миру большого и пугающего «Левиафана» - общества, государства. Подросток начинает по-новому понимать, представлять свое окружение, по-новому к нему относиться – более критично и свободно, в том числе – и к строгим, «ортодоксальным», «архаичным» правилам и нормам поведения, жизнедеятельности внутри школы. К суровому официозу установленных норм и – их несовпадению с правилами, представлениями жизни реальной, с бытовыми навыками и условиями – обыденной, простой жизни.

Прослеживается изменение поведения подростка, мировоззрения, жизнедеятельности – с приходом в обыденную жизнь новых реалий, новых бытовых факторов – из «иной», «западной» жизни; влияние на подростка – как новой информации – о прошлом своего общества, как – информации о – «прелестной» жизни буржуазных обществ, так и – его наблюдения за реалиями, за существующей реальностью, за спецификой своего общества, за бытующей практикой социальных отношений, так и – фактора силы, фактора криминала и криминального мировоззрения, набирающего все больший авторитет – и в обществе вообще, и в подростковой среде – среди ищущих поддержку, авторитетную силу, свое место в иерархии жизни, подростков. И все это – на фоне деградации официоза, официальных институтов власти, официальной идеологии, деморализации – носителей официальной идеологии – в школе, представителей этой идеологии и – ее официальных «адептов», недавних «проповедников», разочаровавшихся в своем идеологическом «символе веры», в постулатах официальной идеологии – обесцененных неудачной, некогда – бесчеловечной, практикой. На фоне деструкции и деморализации органов власти, государственной системы – «заторможенности» их функционирования – «оглушенности» разочарованием в идеологии, оставленностью «высшими» органами власти – административными и идеологическими.

©Середюк Алексей В., г.Киев

Трансформация (рабочее название)

Нас убивает то,

во что мы верим

Алексей В. Середюк

Предисловие

Жизнь подростка в «переломный» период существования общества, советского общества, которое переставало быть советским, и «вдруг», одним праздничным утром, «с будуна», обнаружило само себя «расфасованным» по разным странам, имея иную, «несоветскую» идентичность, другую жизнь, иную идеологию и мировоззрение – как и описание переживаний, впечатлений, первого опыта, - как и быт, как описание быта, бытовых частностей ушедшего в небытие общества, удивлявшими – своей несуразностью, или – просто незаметными – в случае их удобства, выгодности и комфортности, - почему, зачем я взялся за эту тему? Почему первая «серьезная» работа, первая большая прозаическая работа, и - на тему недавнего прошлого, на тему последних лет советской школы и советского общества?

Наверное – «наболело», наверно – «достали», достали различные комментарии и комментаторы - тенденциозностью отношения к недавнему прошлому и тенденциозностью освещения, описания. «Достал» постоянный обман и «спекуляции». Для одних та недавняя эпоха, особая и особенная эпоха – просто сплошная «темень», и сплошной мрак – и как раз для тех, кто был достаточно хорошо устроен, кто получил хороший «старт» благодаря советской системе, кто получил, хотя бы ШАНС, для тех, кто смог получить соответствующую профессиональную подготовку, позволяющую «продаться», «продаваться» и за «шмат гнилої ковбаси»¹, выполняя заказы по очернению чего угодно. Другие же – пытаются сформировать просто идеальный, идеалистический образ ушедшего в небытие общества, акцентируя внимание лишь на его действительно положительных, позитивных аспектах, игнорируя не только негативные моменты прошлого (ставших акцентированной «реальностью» для тех, кто их и не переживал, их – спекулятивным «пунктиком»), но и те проблемы, с которыми сталкивались обыватели, «простые советские люди», готовые демонстрировать животную верность перед любой властью, - сталкивались ежедневно, ежеминутно, проблемы, которые и зародили в душах людей зерно сомнения; игнорируя простые жизненные проблемы простых людей – как бы «презренных» и ничтожных; игнорируя тот факт, что без реальных, материальных, действительных причин то общество не провело бы деструкцию и демонтаж самого себя, без причин – состоящих в искривлении и нарушении определенных законов, закономерностей, пусть и выходящих за рамки трех законов диамата. Не когерентно…

Это во-первых.

Во-вторых: эта книга – иллюстрация, «эмпирическое» обоснование, аргументация философской концепции, моей «серьезной» философской работы, подтверждение изложенных идей – диалектической зависимости, взаимозависимости социальных процессов, процессов, происходящих в обществе, характера самого общества – его «коллективного бессознательного», господствующих «предубеждений», идеологических тенденций – от уровня материального развития, от уровня благосостояния общества вообще и – от степени беспечности, степени отчужденности отдельных обывателей; зависимости суждений – о реальном, материальном окружении, зависимости – практических, прагматических решений, - от моментов сугубо субъективных, от моментов эмоциональных – от переживаний, от восприятий и реакции на них, от ощущений – негативных и позитивных, от всего того, с чем имеет дело любой индивид – повседневно, независимо от господствующей идеологии, но зависимо - от политической, общественной, общенациональной практики, от всех тех моментов, с которым сталкивались советские граждане, простые обыватели, и которые – с исчезновением советского общества, никуда не исчезли (даже в таких «консервах» европейского общества, как страны Прибалтики), от субъективного недовольства своей неорганизованной жизнью, неорганизованным бытом – на фоне циклопических достижений, и не только – в сфере макроэкономики, в сфере «тяжелого машиностроения», но и – в «сферах» сугубо бытовых – в здравоохранении, образовании, сельском хозяйстве и т.д.² Демонстрация реальной и материальной зависимости бытия от сознания человека, от его «субъективности» (той самой «субъективности», неотрефлексированных, докритических переживаний, определенных Гуссерлем, - на которого ссылался, которого и хвалил наивный апологет и адепт прежнего, советского общества – Сергей Кара-Мурза, принципиальным идеологическим базисом своей «философской» альтернативы идеологии, концепции диалектического материализма – незаконнорожденного «дитяти» «просветительской» идеологии масонства. Не когерентно).

И в-третьих: недавно на постсоветском пространстве получил скандальную известность и популярность сериал – «Школа», «нашумевший», «шумнувший» демонстрацией своеобразной реальности, проблемной школьной действительности, проблемной - жлобскостью его героев, их мелким жлобским мировоззрением, шокировавший публику жлобским «жесткачем»; но – в нашей истории, в истории наших обществ, были примеры куда более жестких, жестоких, реально жестоких «стереотипов», форм межличностных отношений, бытовых отношений, - были периоды общепринятой и морально легитимизированной жестокости, искалечившей судьбы тысяч людей, тысяч подростков, напугавшей их до глубин подсознания и извратившей их сознание, мышление, - «шпаны замоскворечной», о чем и вспоминали, в своих книгах, воспоминаниях, интервью, – Коржаков, Лев Дуров, Высоцкий, вспоминали те единицы сумевших «выбраться» из ментальной ловушки, обустроить свою жизнь – в отличии от тысяч советских ребят, ставших либо «клиентами» «кума», либо – хроническими алкоголиками. В каждом регионе, в каждом «закутке» огромного Союза были такие «центры Зла», были свои «Марьины рощи», «Замоскворечья», «Евбазы», «Уралмаши» и «Теплоцентрали», своеобразно «трансформирующие», травмирующие сознание, ментальность отпрысков честных и измученных трудом пролетариев, превращая их детей или – в неисчерпаемый ресурс криминального мира, или – в оголтелых антикоммунистов. И – никто, никто из тех, кто пытается из себя изображать идейных и принципиальных, так и не попытался – найти «бревно в глазу», определить реальные причины указанной ситуации, докопаться до причин странной ситуации, когда сами «пролетарии», простолюдины бросились оголтело разрушать свою жизнь, опостылевший им уклад жизни – с массой возможностей, с мощной базой, с неимоверным уровнем свободы – отрицательной свободы, свободы «от чего-то», но не «для чего-то», с ограниченностью реализации неимоверных возможностей и зависимостью такой реализации – даже не от общества, не от народа, но – от государства, от «дядек» - чуждых и равнодушных, от государства – системы насилия и принуждения, и при этом – с неимоверным уровнем обывательской безопасности (в последние десятилетия – достигнутой неимоверными усилия эмансипированного поколения ПОБЕДИТЕЛЕЙ, поколения прошедших войну и почувствовавших себя хозяевами своего мира, усилиями эмансипированной партийной номенклатуры, закаленной военными тропами и не требующей уже сталинского «кнута» (очевидцы вспоминали, как молодой Брежнев «мотался» по «своему» участку фронта, уговаривая полевых командиров – «беречь» солдат, беречь людей)).

* * *

Прозвенел звонок, школьный звонок, и беспорядочное, «броуновское» движение в коридорах и рекреациях школы, беготня детей, только познающих, чем является реальная жизнь, что такое порядок и дисциплина, познающих – что такое «принуждение», в чем – объективная принудительность «необходимости», познающих свое место в этом порядке тотальной «необходимости», принимающих или не принимающих это «место», стало «затухать», «разливаясь» по учебным классам. Дети протискивались, «просачивались» между тесными партами, стандартными и «форменными» - как и должно все быть в казенном учреждении, партами, чаще всего крашенными и перекрашенными – жухлой и ужасной краской, забуревшее зеленой или синей, но иногда – новенькими, светло-лакированными, блестящими и пахнущими… свежей химией, усаживаясь на твердые и холодящие - в зимнюю пору, казенные стулья, рефлекторно воспроизводя ожидаемое от них поведение, поведение, сформированное менторами, взрослыми, как раз и наученными, «поставленными» - поставленными «для», ради формирования желаемого образа детей – правильного образа жизни, правильного поведения, ради влияния на поведение детей – правильное, и воспроизводимое рефлекторно, - в ожидании менторов и в расчете на менторов – даже у самых отъявленных и «оторванных», самых свободных, откуда-то знающих, что нужно садиться за парту, что нужно сидеть – даже если и крутиться, кричать, махать руками и – ждать, - когда появиться повод ограничить себя, сковать моторику, придавить, мучительно задавить, естественные и необходимые органические чувства, органические побуждения. Но - пока образ и признак актуальности такого поведения не появлялся, пока в класс не входил «ментор», преподаватель, учитель, дети были предоставлены самим себе – непроизвольно демонстрируя склонности своего характера и психики, привычки и жизненные навыки, уже полученные и закрепленные, демонстрируя свое место в своем маленьком мире, в детской, школьной иерархии, свою значимость и степень уважения одноклассников.

Ближе ко входу, к доске и учительскому столу сидели девочки, иллюстрируя странную закономерность – проявленную во многих школьных классах, когда ближе к преподавателю, к учительскому вниманию сидели наиболее прилежные, ответственные, покладистые – послушные комфортные конформисты, сидели девочки – «в темном», в коричневых, жутко и отвратно коричневых платьицах из кусачей синтетико-шерстистой ткани, с черными фартуками, и при этом, - с внесенными каждой из них в свой «серый», необходимо скромный, усредненный образ, элементами индивидуальности, элементами отличия и особенности – особенности вкуса, статуса семьи и материального достояния родителей, посредством – цветистого свитера под платьем или фартуком, жутко модных – дутых, «космических», синтетических и разукрашенных сапожек, золотых украшений и бижутерии в ушках, дразнивших, раздражавших учителей, привычных объектов критики учителями – которые всегда побеждал самих учителей; девочки, в ожидании ментора рассматривавшие раскрашенные ноготки, самодельные дневники, цветистые, глянцевые и дорогущие журналы, журналы импортные, редкие, и – дорогие, скорее, для сердца – дорогие своей необычностью, своим образом манящей и необычной жизни, жизни комфортной и красивой, девочки, беседующие о чем-то «своем» - жизненном, не школьном, - обсуждающие наличие такой «жизненности», «витальности» - даже в школе и в одноклассниках, пребывающие в своем «измерении» - отличном и отчужденном и от окружения, от окружающих подростков в юношеских прыщах, с детскими, неизжитыми гормонами, замашками, и от школьного казенного окружения.

А за ними, за милыми девочками, сидели мальчики – почему-то всегда сидящие подальше от учителя, дальше от его внимания, по степени удаления от доски, от преподавательского стола, демонстрирующие и степень интереса – к учебе, степень ответственности и – послушности, социализации; мальчики, без присутствия ментора, «взрослого», «авторитетного», быстро теряющие контроль над побуждениями, над органическими ощущениями, чувствами, побуждающими молодой и растущий организм к движению, действию, проявлению себя в движении и – самоутверждению, часто – за счет тех, кто рядом. Спокойный обмен мнением, рассказ о чем-то вчерашнем, прошедшем, более или менее интересном, перерастает в эмоциональное обсуждение, в спор, неприятная информация побуждает к действию – толчку, удару, после чего дети выскакивали из-за тесных парт, демонстрируя игру эмоций, игру самоутверждения, самоутверждения «понарошку» - без лишней агрессии, для которого достаточно одной лишь демонстрации извинения и смирения; в классе «нарастал» мерный гул голосов, дети «раскручивали» и «раскачивали» некое подобие хаоса, среди которого более «серьезные» и взрослые девочки лишь отмахивались и отбивались от ребячеств еще не повзрослевших ребят, поправляя сдвинутые парты, хаоса, среди которого некоторые пытались уединится – внимательно рассматривая цветистые журналы или пытаясь повторять полученные знания – внимательно всматриваясь в учебник. Когда же внимание утомлялось – и от внешних помех, и от напряженности повторения, чтения, те, кто отличались некоторой усидчивостью, начинали тихо отвлекаться, просто листать – тот же учебник, рассматривать его оформление, задумчиво и отрешенно смотреть на данные о его прежних «пользователях», о тех, от кого достался он сам, достались детская «роспись», детские надписи и рисунки на его страницах и… микробы, рассматривать подпись и года использования, последним из которых были «его» года, актуальные года, реальные года, один из которых заканчивался – 88/89… Кто-то из повзрослевших девочек, из тех, кому в детских игрищах и шуме захотелось «взрослого» праздника, просто праздничного настроения, радости и умиротворения, захотелось напомнить о празднике, празднике «вдвойне» - для взрослеющих, осваивающих себя, свои права, свой потенциал и возможности, подойдя к доске, красивыми вензелями изобразил цифру нового года, знак нового года, символ нового, наступающего года – 1989.

Кто-то из ребят вбежал в класс и выкрикнул слово – доставшееся детям обычных родителей, обывателей, простым и добропорядочным учащимся простой школы с простыми и добрыми сердцами – то ли «атас», то ли «шухер», - от прежних поколений, от поколений послевоенных, насквозь – голодных и бедных, поднимавшего в изношенной одежде страну, изучавшего в поношенной одежде в университетах жизнь³, насквозь хулиганских, агрессивно хищных или агрессивно обороняющихся, защищающихся ответной агрессией – в действиях и выражениях; хаос быстро «оборвался», быстро упорядочился и в класс вошел педагог – женщина в строгом костюме и со строгим лицом, одним лицом своим демонстрируя готовность и решимость к «умиротворению» непослушных, вошла – с пакетами и сумками в руках, с бумажным пакетом – с чем-то, завернутым в серо-коричневую упаковочную бумагу, чем-то, пропитавшим сыростью и жиром эту бумагу, и - с пакетом красивым, модным, современным – полиэтиленовым, разукрашенным ярким предпраздничным рисунком. На задних партах прошептали – «пайки к празднику».

Преподаватель мельком взглянула на доску, на праздничные, «прыгающие», игривые цифры, приказным тоном предложила стереть написанное, протереть доску, спросила, кто дежурный в классе и угрожающе посмотрела на него – пока тот, недовольный, переваливаясь, демонстрируя «поруганное» достоинство – не вышел к доске и не вытер ее. Преподаватель развернула классный журнал – что-то рассматривая и вычитывая в нем, пролистала какие-то методички, «настраиваясь» на работу, на рабочее настроение, на изложение темы, актуальной, и дежурной темы, о «непрочитанности», непройденности которой помнила, просматривая журнал; вспомнила еще о чем-то – попросив, отправив старосту класса в учительскую – попросив взять там еще какой-то пакет.

- Ну что, дети – праздники?.. Каникулы… Четверть заканчивается? Помните – о чем договаривались? Вечером после уроков проводим «утренник» - культурно и спокойно, без всяких глупостей. Музыку громко не включать… никакого спиртного. Если что-то не так, если кто-то начудит, сглупит – отметка по поведению будет – даже не «двойка», а «ноль», или вообще – табель не получит, или вообще – по какому-то предмету отметку занизим – за год. И – каникулы еще не означают – расслабленность; кто готовит политинформацию по последним событиям? Ты? Подготовишь информацию по событиям за рубежом, за границей – в капиталистическом мире; подготовишь информацию о последних решениях партии и о ходе их воплощения, об успехах перестройки.

Момент менторства, необходимого и принудительного наставничества, был исчерпан, педагог присела за стол, за учительский стол, переведя течение урока, процесс преподавания, в привычное и устоявшееся русло – проверяя готовность, подготовленность, выученность предыдущей темы, выученность заданного урока, рассказывая о теме новой. Сидящие за первыми партами, за ученическими столами – ближайшими к столу преподавателя, сидящие ближе всего к учителю, послушно кивали головами, выслушивая сказанное учителем, разглядывая вывешенные на зеленой пластиковой доске таблицы; послушно записывая сказанное и указанное. Сидящие подальше тихо выслушивали предоставленную информацию, новую тему, новый урок – тихо скучая, листая книги, разложенные на парте и рассматривая трещины на потолке; те же, кто сидел за ними, вовсе занимались всякой всячиной – незамеченные и заброшенные в холодном зимнем классе, забытые в переполненном классе – среди других сорока душ. Дети перебирали фантики - импортные никчемные обертки, напоминающие о химической вкусности своего содержимого и по своей редкости доведенные до коллекционной ценности, рисовали в тетрадях «чертиков» и играли в «морской бой», - пропуская информацию преподавателя «сквозь себя», «мимо себя» - «мимо ушей». Кто-то из них, утомленный бесцельным течением времени, прислушивался к себе, к своим ощущениям – высчитывая время окончания урока, некоторые – кто имел часы, те, кто имел этот символ взросления, символ достойности и достояния своей семьи, - посматривал, «кидал глазом», на циферблат, ожидая звонок, ожидая сигнал, установленный условный «знак», обозначение окончания отчужденного от самого себя времени, окончания социализированного, отчужденного, осуспильнэнного⁴ времени, «реприватизированного» казенного и «общинного» времени. Звонок прозвенел, «сигнал» сработал, дети сразу изменили «стереотип» поведения – оживляясь и отвлекаясь, освобождаясь, и этим – раздражая «хозяина» ситуации, преподавателя.

- Звонок для учителя, а не для учеников.

Дети на минуту притихли – ожидая дальнейшего «развития» ситуации – дальнейших решений и распоряжений «авторитетной» женщины – капризных или адекватных, - притихли, «поставленные на место», принявшие к сведению – понявшие, осознавшие степень своей свободы и ответственности за самого себя.

«Стереотип поведения» был «сбит», «разбавлен», сломлен – ученики, в однотипной и одноцветной форме, медленно и спокойно собирали свои портфели, молча и спокойно, без суеты, выходили в коридор, выходили в светлую, просторную и… холодную «рекреацию», своим гулким паркетным полом напоминающую гигантский барабан, рекреацию типового школьного здания второй половины двадцатого века, здания, воплотившего и отразившего советские идеалы, советскую идеологию – ее положительные